Минуту или две Масако еще стояла, глядя туда, где растворилась во мраке Йоси. Наверху ее встретила удивленная Комада.
— Так вы не поехали с ней?
— Нет.
Комада провела валиком по ее спине и ничего больше не сказала, молчанием давая понять, что считает поведение Масако недостойным.
Смена должна была вот-вот начаться, и Масако поспешила в комнату отдыха, надеясь найти там Кадзуо. Среди бразильцев его не оказалась, и, лишь пробивая карточку, Масако увидела, что у него выходной. Комада попыталась остановить ее, но она обулась и выскочила за дверь.
Все переменилось совершенно неожиданно. Масако вдруг поняла, что это ее последняя ночь. Оглядевшись, она направилась пешком к общежитию Кадзуо, настороженно посматривая в сторону стоянки, где ее дожидался Сатакэ. С обеих сторон к дороге подступали пустынные поля, затем потянулись фермы, а уже за ними показалось общежитие. Свет горел только в одном окне, в комнате Кадзуо на втором этаже. Стараясь не шуметь, она поднялась по металлическим ступенькам и постучала в дверь. Ответ прозвучал по-португальски, потом дверь открылась. На пороге, в футболке и джинсах, стоял, удивленно глядя на нее, Кадзуо. В глубине комнаты мерцал экран телевизора.
— Масако-сан?
— Вы одни?
— Да.
Он отступил в сторону, пропуская ее в комнату. В воздухе витал аромат незнакомых специй. У окна — двухъярусная кровать, рядом — встроенный шкаф. Посредине комнаты — маленький квадратный столик на коротких ножках. Кадзуо наверное, смотрел футбол, но в знак уважения к гостье выключил телевизор.
— Вам нужны деньги?
— Извините, я не знала, что у вас выходной. Вы можете сходить за ними?
— Конечно, никаких проблем. — Он обеспокоенно посмотрел ей в глаза. Масако достала сигарету и, избегая его взгляда, огляделась в поисках пепельницы. Кадзуо тоже закурил и поставил на столик дешевую жестяную пепельницу с рекламой «кока-колы». — Подождите здесь, я скоро вернусь.
— Спасибо.
Она еще раз осмотрелась — сейчас эта комната была для нее, пожалуй, единственным безопасным местом. Нижняя койка аккуратно застелена — товарищ Кадзуо, наверное, ушел на работу в ночную смену.
— Можете сказать, что случилось? — спросил он.
Похоже, ему хотелось поговорить, продлить ее пребывание здесь, не отпускать слишком быстро.
— Меня преследует один человек, и мне нужно уехать, — медленно заговорила Масако, как будто оттаивая в теплой комнате. — Я не могу сказать, почему он преследует меня, но деньги мне нужны, чтобы скрыться, уехать из страны.
Секунду или две Кадзуо задумчиво смотрел в пол, потом выпустил облако дыма и посмотрел на нее.
— Куда вы собираетесь уехать? Сейчас везде нелегко.
— Может быть, но мне, в общем-то, все равно — лишь бы подальше отсюда.
Он потер лоб, и ей показалось, что ему и без объяснений ясно: речь идет о жизни и смерти.
— А ваша семья?
— Мой муж предпочитает быть сам по себе, он просто замкнулся, отвернулся от всего. А сын уже вырос.
Зачем она рассказывает ему то, о чем никогда никому не говорила? Может быть, все дело в том, что Кадзуо здесь чужой. Может быть, это позволило ей расслабиться и разоткровенничаться. Но едва то, что держалось под замком, вышло и обрело форму слов, как из глаз потекли слезы. Она смахнула их тыльной стороной ладони.
— Вы одиноки, — сказал Кадзуо.
— Да, — призналась она. — Когда-то мы были счастливы, а потом все развалилось. Возможно, в этом виновата я сама.
— Почему?
— Потому что я хочу быть одна. Потому что я хочу быть свободной.
Теперь у него на глазах появились слезы. Они стекали по щекам и падали на татами.
— И вы станете свободны, когда будете одни? — спросил он.
— Так мне кажется, по крайней мере сейчас.
Бегство. Бегство от чего? К чему? Она не знала ответа.
— Это так печально, — прошептал Кадзуо. — Мне очень вас жаль.
— Не надо меня жалеть. — Она покачала головой. — Все складывается, пусть и не по моей воле, так, как мне всегда хотелось.
— Неужели?
— Я потеряла надежду. Мне уже все равно, выживу я или умру.
Кадзуо нахмурился.
— Потеряли надежду… на что?
— Не знаю… я просто уже не жду от жизни ничего. — Кадзуо снова заплакал, а Масако сидела и смотрела на него, тронутая тем, что этот молодой иностранец плачет по ней. — Почему вы плачете?
Кадзуо поднял голову.
— Потому что вы рассказали мне, что у вас на сердце. И теперь вы такая далекая.
Масако улыбнулась. Он неуклюже вытер слезы. Она посмотрела на висящий над окном желто-зеленый бразильский флаг.
— Куда мне поехать? Я никогда не была за границей.
Он посмотрел на нее покрасневшими от слез глазами.
— Поезжайте в Бразилию. Там сейчас лето.
— И как оно там, у вас, в Бразилии?
Кадзуо задумался, потом застенчиво улыбнулся.
— Не знаю, как объяснить, но там замечательно. Замечательно.
Лето. Масако закрыла глаза и постаралась представить его. Этим летом все изменилось. Запах гардений, густая трава вокруг парковочнои площадки, отблеск темной воды в дренажной канаве. Когда она открыла глаза, Кадзуо уже приготовился идти — надел черную куртку поверх футболки и шапочку.
— Я скоро вернусь.
— Миямори-сан, можно мне остаться у вас до трех?
Он кивнул. Еще три часа. К тому времени Сатакэ уже уйдет. Масако положила руки на стол, опустила голову и закрыла глаза, радуясь даже этому небольшому отдыху.
Она проснулась, когда он вернулся. Кадзуо, видимо, умышленно не спешил, потому что часы показывали уже два. Он расстегнул куртку и вытащил пакет.